Начнём с того, что мы не всегда пили, но иногда даже и пели (по дороге домой). К чему говорить не правду людям, понимая, что за трудный талант всегда нужно платить. Кому нужны реалистичные холсты вменяемого Дали? Или чем интересен трезвый и адекватный Сергей Есенин? Может кто-то ещё уверен, что наука сдвинулась бы с мёртвой точки сама без аутиста и шизофреника Эйнштейна? Итак, гениальность это не всегда труд, а ещё и расстройство психики. Переходя от лёгкой паранойи к маниакальному раздвоению личности, человечество обретало: то величественные в своей простоте кантаты, то непревзойдённые по манере и кисти полотна. И грех был тому, кто смеялся над душевно больным мастером! Через сто лет, как правило, забывались все чудачества гения – разбитые вдрызг фаянсовые сервизы сменялись новыми, навёрнутые в дебошах морды заживали уже на следующий день,  уничтоженные экипажи или авто беспокоили только жёлтую прессу и отделы статистики – зато оставались ШЕДЕВРЫ! Настоящие и неподдельные они, опередив время, продолжали жить для будущего, вдохновляя культурологов и искусствоведов, олицетворяя собою всё самое человечное, социальное и гуманное, неся в себе увековеченную и увечную тайны предклинического безумства и буйного помутнения своего гениального создателя…

Зачем такое дурацкое вступление, спросит читатель. И правильно спросит. Куда нам до всех этих непревзойдённых личностей в их великой душевной драме?!! Или в какое сравнение могут идти наши сегодняшние стихотворные и песенные увлечения с ИХ  вечными духовными ценностями, выстраданными и выношенными через будничность и несовершенство окружавшего их мира?

Да очень, просто! Не мы, не ОНИ  - не боялись быть непонятыми…

Всё, что создавалось на грани фола разыгравшимся воображением не может быть принято сразу и всеми в силу своей индивидуальности и уникальности. Каждая цифра тождественна только себе, а каждый несчастный литератор несчастен только по-своему. Доведённый до абсурда безденежьем и реакционерами, вчерашний куплетист становиться диссидентом и изгоем. Но впоследствии нещадные муки творчества становятся привычными покалываниями в носу перед очередными приступами вдохновения.  А из под пера начинают выходить  Фаусты и Мефистофели,  E=mc2  и др. Так рождается классика...

Много не внедряясь в эту схоластику, подытожим: мы не идеальны и имеем право на ошибки, мы не профессиональны, и поэтому ещё учимся, НО мы искренни перед нашим слушателем и в этом главный критерий нашего веб-портфолио.

                    ...Наш творческий круг собрался сразу и полностью. На это ушло всего несколько десятков лет. Тот, кто умел реализовывать себя самого, не сразу пояснил себе в какую самодеятельность он «вступил». Но в 1997 году на это не было ни опыта, ни времени. Не обременённые долговыми обязательствами и семейными поруками, мы попытались сделать первый свой шаг в направлении к «должен» и «кто, если не ты»…  

Прежние юношеские заработки, уходившие на пиво и кильку в томате, перепрофилировались на инструменты и усилители, провода и колонки. Приоритетов не было, было просто желание ИГРАТЬ. Играть утром перед работой, играть вечером после, играть даже когда все разошлись, воруя у полночи гармонии и размеры…

Вспоминая первый концерт можно с уверенностью сказать, что это был первый «подвальник» для своих. Оглушённые киловаттами звука все казались счастливыми и притуплённо улыбались.  Утро пришло буднично: с головной болью и немузыкальными соседями…

Первый значимый концерт на широкой сцене ИНФИЗА был позже. Сейчас ни за что бы не заставил себя тащить увесистый «Юность-70» в общественном транспорте. Как оказалось потом: Casio CTK и Yamaha PSR были не только легче, но и обладали двумя сотнями тембров уже в те времена…

Репетиционные базы находились не то чтобы быстро, а как-то без возможности перебирать ими. От роскошного подвала-бомбоубежища в общежитии № 1 до типичного армейского клуба с кухней через плац. Чувство казарменной безысходности и покинутости в кулуарах воинских бригад благотворно влияло на музу. Вдохновляло всё: и жаренная селёдка и последние вечерние построения в преддверии полноценной литературной ночи длиной в пачку сигарет без фильтра. И, наверное, сейчас это единственное сильное и сложное переживание о том времени безденежья и дружбы, часов тишины и повального закулисного пьянства в перерывах между выходами на публику.      

 «Мавр сделал своё дело. Мавр должен уйти…»  Вряд ли кто из нас припомнит сейчас последнюю запись. Она и не была таковой. Была как всегда «очередной». Да и была ли любовь у барабанных палочек к барабанщику? Нет. Скорее привязанность. Мучительная, как весь процесс записи и походов за угол. Усталость струн от грифа как и наша общая - была предопределена законами физики. Как усталость металлов. Мы прошли через прокуренные коридоры студии и вышли на улицу, но уже другим составом. Друг без друга. Впереди остановка и последний троллейбус домой. Позади – только сухие треки сведённых дорожек и наши рукопожатия. До завтра…

 Что же хотелось сохранить? Хотелось не задавать ложных вопросов: «что же хотелось успеть?»,  хотелось осмыслить то, что необходимо было оставить в прошлом, хотелось обычных выходных и творческих пауз перед чем-то значимым... И только, очень изредка, далёкое напоминание из глубины себя шептало: «...ты же играл. И тебя слушали! Сожми в руке гриф – сыграй. Сыграй здесь и сейчас. Себе и никому больше. Ведь, гитара инструмент самодостаточный»